Глоток огня - Страница 39

– Вот так и я. Порой кажется: сейчас как взлечу! Крылышками порх-порх – и носом в лужу! – хмуро произнес кто-то рядом с Рузей.

Это был Родион, тоже, оказывается, подошедший и смотревший на Икара.

Рузя пораженно уставился на него. Родион, поняв, что нечаянно сказал это вслух, с досадой отвернулся и вышел из пегасни. Проходя мимо Икара, он коснулся рукой его смешно взмахивающей культяпки, ощутив лихорадочное, но тщетное напряжение спинных мышц молодого коня.

После возвращения из Екатеринбурга Родион выглядел скверно. Похудел. Щеки запали и от щетины казались ржавыми. Лишь глаза горели страшным, каким-то волчьим огнем. Когда он ходил в Копытово, то копытовские юнцы – из тех, что шатались у автобусной остановки в поисках к кому бы пристать, – перешептывались между собой, сколько этот мужик сидел и по какой статье.

В ШНыре удивлялись, что дорога могла его так измотать. Ул и Сашка быстро оправились. Уже через пару дней у Сашки на щеках исчезли следы обморожений. Лишь правое веко опухло. Видимо, в полете он тер его варежкой и занес какую-то инфекцию. Что касается Ула, то на нем ледяной ветер вообще никак не сказался. Его толстые, монгольской крепости щеки к морозу относились философски, да и плотное тело, несмотря на нескладность, было прочно, точно его вытесали из дубового пня.

Выскочив из пегасни, Родион шел по парку к корпусу. Шел быстро, но как-то неровно. Временами останавливался, замирал истуканчиком, в слабовольной, оцепенелой рассеянности тянулся рукой к шее и начинал яростно чесать, буквально раздирать ее ногтями. Потом, опомнившись, вздрагивал, отдергивал руку и, зачерпывая мокрый снег, обтирал лицо.

Как-то в один из таких дней, когда, сдавшись страсти, он опять раздирал свою шею, позволяя эльбу растворять себя взамен удовольствия, он оказался в Копытово. Зашел в магазин сразу после открытия. Было только пять или десять минут девятого. В магазине имелся винный отдел, где продавали в розлив. Там уже стояло двое завсегдатаев. Они были такие еще довольно приличные с виду, еще не обтрепанные, не нищие, с самыми легкими еще прожилками на щеках и носах, но уже какие-то суетливые, покашливающие, смущенно бравурные.

Она выпили по небольшому стакану, заели конфеткой и почему-то остались стоять, чего-то еще ожидая в себе, но уже, видимо, думая о следующем стаканчике.

Родион смотрел на пьянчужек и понимал, что ничем от них не отличается. Такая же страсть. Только у них своя страсть – у него своя. Но природа страсти абсолютно одна и та же. Полный контроль. Ты себе не хозяин. Ты тряпка, в которой действуют химические силы. Действуют до полного уничтожения. Это война, и миром ей не завершиться.

Кавалерия уже несколько дней приглядывалась к Родиону и хмурилась. Один раз она даже попыталась поговорить с ним.

– Человек существует от подарка к подарку. От чего-то радостного в своей жизни до чего-то радостного. От надежды к надежде. В моей же жизни ничего этого нет, – сказал Родион.

– Не ной! – поморщилась Кавалерия. – А то я сейчас заплачу!

– Кому вы заплатите? – влез в чужой разговор проходивший мимо Влад Ганич. У него, как всегда, возникали свои ассоциации.

В общем, разговора не получилось.

У корпуса Родиону попался Макс, тащивший на плече здоровенный арбалет, который он выискал в хранилище первошныров. Вид у арбалета был ветховатый, при прицеливании он требовал упора, но на пути у болта было лучше не оказываться.

Со своим арбалетом Макс шел как собака с косточкой. На общение был не настроен и хотел забиться куда-нибудь в уголок и тихо ковыряться, рыча на посторонних, чтобы не мешали. Макс хотел обойти Родиона по снегу, но тот заступил ему дорогу. Остановившись, Макс вскинул голову.

– Пы… привет! Ч… чего те-те… тебе? – поздоровался он.

– Я похож на лакея? Да или нет? – резко спросил Родион.

Макс ошарашенно уставился на него:

– Пы-пы-пы… почему? Ну ты сы-сы-сказанул!

– Мне нужна не болтовня, а или «да», или «нет»! Ну! Похож я на лакея?

– Н-нет.

– Плохо, – серьезно сказал Родион. – А что выдает, что я не лакей?

– В-в-взгляд. У лакея взгляд лы-лы-лы… лакейский. А ты так с-смотришь, что х-хочется с-спрятаться! И двигается лакей мягче, с же… желанием у-услужить.

– Значит, будем избавляться от взгляда и услуживать! – непонятно к чему сказал Родион и, мрачно усмехнувшись, прошел к ШНыру. Макс, разинув рот, долго смотрел ему вслед.

Немного позже стало известно, что Родион ненадолго заходил к Кавалерии. О чем они говорили, осталось неизвестным, но, видимо, разговор не сложился, потому что в кабинете у директрисы ШНыра что-то разбилось и Родион выскочил от нее как ошпаренный. Еще полчаса спустя его видели на центральной аллее ШНыра, ведущей к подъездным воротам. Родион быстро шел, наклонившись вперед, и за плечами у него был рюкзак.

У ворот ему попалась Наста, метавшая саперку в ящик. Метала она красиво, с переворотом. Лучше ее в ШНыре саперку бросали только Ул с Родионом да, пожалуй, Макс, хотя тот больше предпочитал арбалеты. Из трех бросков Наста промазала только один, да и то потому, что немного перекрутила, экспериментируя. Возле нее Родион ненадолго остановился. Наста понимающе покосилась на его рюкзак.

– Валишь? – спросила она кратко.

– Валю, – ответил Родион.

Наста выпрямилась. Разговаривая с Родионом, она гоняла во рту спичку. Причем делала это мастерски. Казалось, спичка движется сама, без всяких усилий. Спичка скользила вместе со взглядом Насты, который она переводила с Родиона на его рюкзак и обратно.