Глоток огня - Страница 84

Наста вышла из пегасни и, обогнув ее, направилась по отмостке вдоль дальней стены. Там в нише заложенной двери лежало старое монгольское седло. Последние лет десять оно служило шнырам чем-то вроде скамейки. Закуток был подходящий, безветренный и одновременно укромный. Чаще всего он служил для тайного курения и секретных свиданий. Кроме того, его очень ценили отлынивальщики.

Сейчас на монгольском седле, вытянув ноги, сидела Лара и лениво отвечала на звонок.

– Слушай, ну что ты такая вредная? Я сделаю для тебя все что угодно! – громко обещал кто-то, слышный даже сквозь корпус смартфона.

– Что, правда? Ремонт моей бабушке сделаешь? Коляску для двойняшек купишь?

Голос в трубке от неожиданности осекся. Лара скинула звонок. Немного подождала, глядя на экран. Собеседник не перезванивал.

– Запомнила ключевые слова? Работают как кувалда! Девяносто процентов парней сразу отпадают! На коляску для двойняшек еще кое-кто соглашается, а вот на бабушку нет! – сказала она Насте.

– Сдрысьни! – Наста переступила через вытянутые ноги Лары и пошла к воротам.

Влажный весенний воздух, ветер и постоянная капель тревожили Насту. Она шла по парку, задевая ветки, и ей казалось, что деревья плачут. Небо было ясное, синее.

Наста остановилась у ворот и, держась за них руками, вгляделась в черные влажные холмы. Она сама не знала, что тянуло ее к воротам. Но что-то тянуло. Часто она стояла здесь и смотрела вдаль, точно ожидала, что появится принц на белом коне. Но принца не было. Куда чаще со стороны Копытово показывался Вовчик, ведущий в поводу осла, или Рузя, спешащий поведать, что именно он сломал, обжег или вывихнул себе на этот раз.

Наста уже хотела уходить, когда правее Копытово, оттуда, где один овраг переходил в другой, отмечая русло когда-то бывшей здесь пересохшей речки, возникла точка. Наста долго вглядывалась в нее, пока не поняла, что точка двойная. Одна большая, а другая, рядом с ней, поменьше. Наста вскинула голову, проверяя свою догадку, – и точно: сопровождая пега, в небе маячило крошечное, временами исчезающее в тучах пятно.

Для кого-то эти точки на мокром поле и пятна в небе не сказали бы ничего. Насте же они поведали многое. Она поняла, что кто-то устало бредет к ШНыру по раскисшему полю и ведет в поводу пега. Наверху же маячит одинокий берсерк. Вот только почему не нападает? Ожидает приказа? Не уверен в своих силах? Ждет подкрепления?

Наста не склонна была к абстрактным суждениям. Она не доверяла мысли, не подкрепленной действием. В следующий миг она уже дергала рукав, высвобождая нерпь. Коснулась кентавра. Хрипло крикнула, вызывая Макса и девицу Штопочку. Макс еще искал арбалет; Штопочка, сматывая бич, еще только спешила к пегасне, а Наста уже выскочила за ворота и, увязая в мокрой земле, побежала. Несколько раз споткнулась. Один раз упала. Вскоре она уже знала, что человек, бредущий с пегом, – Меркурий. А еще через минуту, задыхаясь, подбежала к нему.

Меркурий шел, сильно хромая. Каждый шаг давался ему с трудом. Он делал его рывком, закусив губу, точно выдергивал из бедра вонзившееся шило. Сумка грузно покачивалась у него на боку. Меркурий был смертельно уставший, осунувшийся. Нос широк как у льва, ноздри набиты какими-то тряпочками. Кровь уже не алая, а бурая. Высохла. На висках – капли пота. В бороде застряли сосульки, внутри которых что-то желтеет. Наста присмотрелась. Песок.

Таким же уставшим выглядел и Цезарь. Было непонятно, идет ли пег потому, что его ведет Меркурий, или Меркурий идет потому, что держит жеребца под уздцы. Меркурий устало поднял голову. Увидел Насту.

– Идем. Проводишь. Меня. Я сильно ушиб. Ногу, – сказал он.

– Почему вы не в седле?

Меркурий чуть приподнял руки. Попытался улыбнуться:

– Упал. Не смог залезть. Смешно. Самому.

– Там берсерки.

– Эльбы их предупредили. Когда проходил. Болото. Но. Не суются. Закладка опасна для гиел.

Меркурий покачнулся, но устоял и шагнул вперед.

– Вам больно?

– Пока. Не очень. Шок.

– А потом?

Меркурий не ответил. Вопрос, с его точки зрения, был бессмысленный. Пройдя шагов десять, он остановился, снял с плеча сумку и перевесил ее на плечо Насты. Ту даже в сторону накренило – такой тяжелой она была.

– Отнесешь. В Лабиринт. Поставишь у главной закладки. Лучше. Чтобы касалось. Все. Ясно, – сказал он.

– Я не смогу подойти к закладке, – торопливо сказала Наста.

– Придумай. Что-нибудь. Беги. В сумку не заглядывать. Закладки. Голой рукой. Не касаться.

– А то сольюсь? – уточнила Наста.

– Нет. Умрешь.

Наста шмыгнула носом и небрежным толчком локтя загнала тяжелую сумку за спину.

– Погоди, – окликнул ее Меркурий.

Наста остановилась.

– Еще забыл. Важное. Там на двушке. Я кого-то видел. Далеко. Не рассмотрел. Кто. Проверь. Кто еще в нырке.

– Никого, – уверенно сказала Наста.

– Ты. Проверь. Место было. Нетипичное. За закладками туда. Не ныряют… Беги.

Наста неуклюже побежала по влажному полю. Навстречу ей от ворот уже мчался Макс с тяжеленным арбалетом в руках, а со стороны пегасни, спеша набрать высоту, на Звере неслась Штопочка. На Штопочке – телогрейка с торчащей ватой, бейсболка, одетая козырьком назад, в зубах закушен фильтр от снесенной ветром сигареты, в правой руке – бич, а во всей фигуре – столько готовности принять бой, что смотреть и то страшновато.

Берсерки, которых в небе было уже двое, углядев сверху Штопочку и Макса, не приняв бой, неторопливо скрылись в тучах. Особой спешки в их действиях не было. Преимущество в высоте оставалось за ними. Из арбалета их не достанешь, а Штопочке быстро не подняться. Берсеркам уже ясно было, что Меркурий проскочил. Связываться же со Штопочкой и Максом не входило в их планы. И не потому, что трусили. Трусов Тилль у себя не держал. Просто берсерки хорошо понимали математику боя и все его риски. Красивые жены, коттеджи, дорогие машины, все жизненные удовольствия, псиос. Это на одной чаше весов. А на другой – бешеные шныры, которые ставят на карту все и у которых нет ни удовольствий, ни особняков, ни псиоса. В общем, маньяки! А с маньяками есть смысл схватываться лишь тогда, когда в сумке у них закладка. А если закладки нет – пусть маньячат себе по своей программе.